“БЕЗУПРЕЧНАЯ” БИОГРАФИЯ( памяти моего дяди Андронюка Игната Арсентьевича посвящается)
Контора хлебоприемного пункта вспыхнула сразу, как будто беззвучно взорвалась, а потом уже загудел, завыл огонь, пожирая смолистые балки, треща сухими сосновыми досками. Тушить было бесполезно. Никакая струя не могла уже остановить разрушительной силы огня. Однако люди боролись.
Когда участковый инспектор Игнат Арсентьевич Андронюк прибежал на место происшествия, дом был объят пламенем от пола до крыши, а порывистый ветер срывал горящие головешки и швырял их на крыши соседних домов. Причины пожара не знал никто. Михаил Скоробогатов, прибежавший первым, уже видел здание, объятое огнем со всех сторон. Окна были выбиты изнутри -на земле валялись осколки. Значит, кто-то поджег, а потом выбирался через разбитое окно, ибо дверь была заперта на внутренний замок. Значит, видимо, преступник проник внутрь помещения через дверь, а вылезать стал через окно, иначе все стекла рассыпались бы во внутрь. Андронюк теперь уже догадывался, что дом загорелей не случайно, его
подожгли. Заметали следы… Какого преступления?
Участковый по телефону вызвал работников пожарной инспекции и работников уголовного розыска. Тем временем дом горел со всех сторон, а Михаил рассказывал, что пожар начался изнутри, что когда он подбежал, наружные стены рома были еще целы, а пламя било из разбитых окон. Сквозь окна можно было увидеть, что охвачены пламенем столы, стулья, даже несгораемые шкафы. Во второй половине дня, когда пожар утих, из-под обломков и пепла были извлечены несгораемые шкафы. Один из них был цел, и лишь краска сверху
потрескалась и обуглилась. Дверца второго была отогнута ломом, и документы, хранившиеся в нем, почти полностью сгорели.
По просьбе Андронюка кассир Широкова открыла сейф своим ключом. Внутри было пусто, хотя накануне лежало пять тысяч рублей, полученных из Госбанка поздно вечером: кассир не успела раздать их рабочим. Как могли пропасть деньги из закрытого сейфа? Кто, кроме кассира, мог иметь ключи oт несгораемых шкафов? В оконном проеме уцелевшей каменной стены лежала обгоревшая запонка. Мужская. Может быть, она утеряна преступником при выходе на улицу через окно? А может быть, еще летом, когда окна открывались настежь, кто-нибудь
обронил ее да так и не хватился – считал навсегда потерянной? Но нет. Запонка лежала на самом видном месте. После того, как она упала здесь, ее никто не видел, иначе даже уборщица убрала бы ее или нашел бы хозяин. Эмаль с запонки почти осыпалась, но очертания какого-то рисунка проступали
отчетливо. Андронюк немедленно отправил находку на экспертизу и реставрацию. Теперь надо было побеседовать с теми, кто мог бы пролить свет на существо событий. Первой давала показания кассир Широкова. Работники уголовного розыска не сомневались, что преступление совершено мужчиной, но
ведь могли быть сообщники.
– Передавали ли вы кому-нибудь ключ от сейфа?
– Нет.
– Есть ли у этого сейфа второй ключ и у кого он хранится?
– Я пришла сюда работать недавно, до меня работала Эмма Рудь. Но онабыла уволена как не вызывающая доверия. При передаче дел она отдала мнетолько один ключ. Второго у нее не было.
– А не могла ли Эмма Рудь сама организовать этот поджог?
– Не думаю. Мне кажется, что освободили ее неправильно. Уволили за растрату. Чего не бывает в нашей работе, но ведь растрату в 250 рублей Эмма покрыла.
– Кто же, по-вашему, мог поджечь контору?
– Не знаю.
– Может быть, у вас есть предположения? Вы же не сомневаетесь, что это не Эмма Рудь? Тогда, кто же?
– Не знаю.
– Кто еще знает расположение, ходы и выходы из этого здания?
– Да все знают. За день столько народа перебывает, что не упомнишь, а контора расположена просто – вход один. Тут, кто не знает – не назовешь, а знают? – да весь поселок.
– У кого есть ключ от наружной двери бухгалтерии?
– У директора, главного бухгалтера и у меня. Да, забыла. Вечером, когда я деньги привезла, пришел Глазунов – охранник. Он был пьян и требовал выдать ему зарплату. Я сказала, что зарплату будем выдавать всем только завтра, то есть сегодня. Он немного поскандалил и ушел. Контору закрывала я, последняя
уходила. Еще подумала, куда это Глазунов запропастился, ведь он охранять должен. К середине дня в поселок на попутной машине приехал Глазунов. Он был навеселе. Однако хмель вылетел из его головы, как только он увидел пожарище
вместо конторы. Пепел был еще горячим. Глазунов искренне удивлялся, и видно было, что волновался. На все вопросы следователя он отвечал сбивчиво и неопределенно. Еще не
было ясно из его ответов, причастен ли он к преступлению, но уже по внешности слабого однорукого человека можно было решить, что ему одному не под силу орудовать ломом и отворачивать тяжеленную дверцу сейфа. Из рассказа
Глазунова следователь понял, что во время происшествия сторож был в отъезде. Нашлись и жители села, видевшие, как вечером на попутной машине он отправился в соседний поселок, где у него были родственники. Ниточка оборвалась, однако беседа с директором хлебоприемного пункта все время
упиралась в этот почти решенный вопрос.
– Какие у вас основания подозревать Глазунова?
– А как же не подозревать его, – нервничал директор, – человек недавно освободился из колонии. Ясно, в колонии честных людей не держат. Охранником мы его взяли еще месяца не прошло, и уже столько нарушений: каждый день на работе пьяный, а то и вообще не явится. Я вам скажу, – резюмировал директор,
– все эти преступления от алкоголиков. Алкоголик, он на все способен.
– Как вы думаете, мог Глазунов самостоятельно отвернуть ломом крышку сейфа или ему понадобились помощники?
– Один, конечно, нет.
– Тогда, кто же еще?
Ниточка явно обрывалась, преступник был опаснее и серьезнее.
– Когда и откуда в вашей конторе взялся этот сейф?
– Сейф? Да не помню, уже давно стоит. Или нет, вот этот всю жизнь стоит, а этот – он указал на сейф, из которого пропали деньги, – этот главбух Сиваков из города привез года два назад.
– А где может быть второй ключ от сейфа?
– Его сразу не было. Это и лучше, один ключ у одного человека, один за все отвечает.
– А если этот ключ у преступника?
– Уж не подозреваете ли вы Сивакова? Честнейший человек, – горячился директор.
– За Сивакова я лично отвечаю, он ни в чем не повинен. Документы посмотрите. Выпивает, правда, но честный, добросовестный и исполнительный работник! Сколько лет его знаю, никаких ошибок в работе.
– Сколько же лет вы его знаете?
– Сколько? Много… Да скоро год.
– Расскажите подробнее, как он к вам попал.
Полился складный рассказ о достоинствах главбуха, о его безупречной биографии, о знании дела. После этого одного за другим расспросили работников бухгалтерии. Создалась такая картина. Ранней весной в совхоз Приозерный приехал высокий седовласый мужчина. Это был вновь назначенный главный бухгалтер хлебоприемного пункта Павел Григорьевич Сиваков. Нелегко в поселке было с жильем, но ведь не каждый день
приезжают хорошие специалисты – выделили Павлу Григорьевичу трехкомнатную квартиру, потому что ждал главбух жену и детей из города. Однако ни жена, ни дети к нему не приехали, соседи уж начали судачить:
“Вот они, городские, мужа бросила, не едет”, – даже жалели Сивакова; но вскоре поселилась в его просторной квартире молодая женщина, неизвестно откуда взявшаяся. В поселке опять заговорили: “Не век же одному куковать –
молодой ведь, а жена – так пусть в следующий раз едет за мужем, пусть
спасибо скажет, что детей не бросил, помогает”. Посудачили и стихли, а тем временем в бухгалтерию хлебоприемного пункта пришел исполнительный лист, -не таким уж примерным отцом оказался главбух. (Позднее выяснилось, что испециалист он не слишком хороший). Работу свою перекладывал на плечи младших
сотрудников и часто даже не пытался проверять. Проработав меньше года, Сиваков успел сменить двух кассиров. Первая, Федотова, ушла сама, потому что обстановку для работы Сиваков создал невыносимую: постоянно брал из кассы деньги, однако долг свой не желал оформлять письменно, и всякий раз, когда
кассир требовала этого, скандалил и угрожал увольнением. Второй была Эмма Рудь, уволенная как не вызывающая доверия. С новым кассиром тоже не все ладилось – требовала расписки на деньги, взятые в долг. Кассир Широкова сейчас припомнила, что накопилось этих расписок больше, чем на 300 рублей, но и их не оказалось в сейфе.Однако всех этих доказательств было еще недостаточно для предъявления обвинения, нужны были вещественные улики. На следующий день рано утром Андронюк встретил Ильину, сожительницу Сивакова. Она несла большой сверток в сторону степи.
– А я к вам, – засуетилась женщина. – Вот ведро из-под бензина подобрала, думаю, не из него ли дом подожгли?
Круг замыкался как-то уж очень жестко. Надо было действовать быстрее. Андронюк уже имел ордер на арест и обыск у Сивакова. Пришла и реставрированная запонка, на ней была изображена курительная трубка. Андронюк показал эту запонку сотрудникам бухгалтерии, и все сказали, что принадлежит она Сивакову и купил он эти запонки недавно, в свою последнюю
поездку в город.
– А когда последний раз Сиваков был в городе?
– Недели две назад.
Недели две окна еще не открывали после длительных морозов, они даже были заклеены для сохранения тепла, вот уже четыре месяца как их заклеили. Сомнений не оставалось, запонка была утеряна преступником в тот момент, когда он уходил через окно. Кто преступник, тоже теперь было ясно, но участковый продолжал колебаться: вдруг поклеп на честного человека? Смущала безупречная биография Сивакова. Однако все улики были налицо, и Андронюк с двумя понятыми явились к Сивакову на дом с ордером на обыск. Это была первая встреча Сивакова с Андронюком после пожара. Сиваков держался спокойно и всем своим видом говорил, искать – ваше дело, я тут непричем, даже проскальзывала гримаса недовольства: вот пришли беспокоить
честного человека и не стыдно. Понятым даже немного стало неудобно, они держались стороной и, казалось, не верили в вину седого и уверенного человека, о ком прежде слова плохого не слышали. За двоих нервничала Ильина,
она суетилась, краснела и бледнела, но всем своим видом показывала, что она ждала этого обыска, ждала, но еще не успела подготовиться к нему. Андронюк пошел к шкафу и тщательно ощупал рукава рубах, висящих на плечиках, проверил карманы; он искал основную улику: необходимо было свести воедино половинки этой улики. Теперь Андронюк не сомневался, что там в стороне стоит, опершись о дверной косяк, враг, и его внешне равнодушный взгляд таил в себе и злобу, и ненависть. Так, ощупывая веши, Андронюк мучился лишь одной загадкой – загадкой безупречной биографии. Двадцать лет бухгалтерского стажа без единого взыскания. Сиваков не сразу понял, что ищет участковый. Он долго молча наблюдал за ним, в свою очередь Андронюк наблюдал за Сиваковым. Догадка пронзила
бухгалтера прежде, чем вещественное доказательство было найдено. Глаза его вспыхнули яростью и погасли: он успел овладеть собой.
– Откройте кладовку, – сказал Андронюк любезной Ильиной.
Дрожащими руками, не попадая в замочную скважину, Ильина попыталась открыть дверь. Наконец, Сиваков сам прошлепал к ней в стоптанных домашних туфлях, спокойно взял ключ и легко открыл неподдающуюся дверь, Андронюк видел в нем преступника не случайного и не новичка. Нельзя было не отметить его выдержки, когда в груде грязного белья участковый нашел то, что искал. Это была рубашка, на одном рукаве которой болталась одинокая запонка с изображением курительной трубки. Когда он извлек из кармана вторую, точно
такую же запонку, Сиваков продолжал оставаться равнодушным.
– А где же деньги? – упаковывая обе запонки, спросил милиционер.
– Деньги? Деньги ищите… Это ваша работа, я денег не брал. – В голосе бухгалтера чувствовалась ирония.
Теперь надо было найти деньги. Он не мог их спрятать в степи, деньги были где-то близко, но не здесь, не в комнате, не в квартире.
Погреб на улице. Может быть, там? Андронюк с понятыми, которые пока еще не поняли всей сути значения вещественного доказательства и, казалось, даже изумились – стоило ради этого огород городить, – вышел во двор, уверенно подошел к погребу и, раскидав солому, откинул крышку. Погреб доверху был
наполнен картофелем, и это теперь, весной, когда даже у самых запасливых хозяев картофель на исходе. С третьим ведром поднялся один из понятых. Рука Андронюка уперлась в мягкий сверток, аккуратно перевязанный бечевками много
раз крест накрест.
– Что это? – спросил он у потемневшего Сивакова.
Тот молчал. Развязав бечевки, Андронюк показал всем деньги.
– Пишите, гражданин следователь, на этот раз я сплошал…
И тут начался длинный рассказ о том, как Сиваков залез в долг к кассиру, как не знал, где взять денег, чтобы рассчитаться, и вот решил поправить свои дела преступлением, как обливал он бензином столы, как взламывал сейф. Рассказал он и о том, что утаил второй ключ специально длятого, чтобы безнаказанно брать деньги из сейфа, за который был в ответе другой человек. Так были украдены 230 рублей – растрата, за которую уволили Эмму Рудь. Все детали этого преступления, даже способ, каким Сиваков влез в доверие к директору хлебоприемного пункта, были ясны и известны Андронюку. Эту картину он составил По свидетельским показаниям. Волновала следователя”безупречная биография”. Об этом и спросил он Сивакова. Поверженному Сивакову стало смешно, он засмеялся и сказал, что такие вещи делаются очень просто – безупречная биография” – это безупречный паспорт и трудовая книжка. Что до образования, так это образование ограничивается тремя неполными месяцами на шестимесячных курсах, а стаж -стаж у него тюремный – 20 лет – ровно столько, сколько указано в трудовой книжке.
С первых же дней войны Сиваков сдался в плен и служил немцам, за что был судим. Освободившись по амнистии, он приехал во Львовскую область, в Перемышль, где отнюдь не собирался заниматься честным трудом, промышлял
спекуляцией. И опять скамья подсудимых. Но и теперь этот человек не сделал выводов, он ограбил совхозную кассу и совершил поджог.
– Так вы не первый раз совершаете поджог?
– В третий. В Бештановском заготзерно я тоже ограбил кассу, и за это сидел…
И.ЛЕПИХИН, прокурор следственного Управления
Прокуратуры Казахской ССР
« С неудом на выход. Арзамасские депутаты рекомендовали сити-менеджеру покинуть пост «Избивали по 10–12 человек одновременно, ногами» Письмо Ильдара Дадина о пытках в колонии »
